Марина Найдышева была совершенно уверена, что у дочери её Софии – талант. Природная склонность быть врачом-реаниматологом. Вот прямо-таки работать на скорой помощи, носиться по городу с сиреной и спасать людей. Дочь ни секунды не сомневалась, что будет делать именно это.

-- Что же ты вот прямо будешь людей с инфарктом таскать на носилках? А если умрет кто? Ты не боишься мертвецов?

Дочь смеялась:

-- Что ты, мама? Пациентов на носилках таскают санитары. Врач принимает решения.

А еще, как это бывает с прирождёнными врачами, Марининой дочери мир то и дело подстраивал случаи спасти кого-нибудь. Из школы домой ехала, зачиталась в автобусе, пропустила остановку, а там – человек упал без сознания с остановкой сердца. И до приезда скорой девочка делала ему искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. И завела сердце. Врачи благодарили, говорили – спасла. Как тут не поверить в природную склонность быть врачом-реаниматологом?

Была весна. Дочь София оканчивала одиннадцатый класс и готовилась поступать в медицинский институт в Санкт-Петербурге. А сама Марина готовилась к весенним работам. Марина с дочерью живут в поселке Яковлево Белгородской области, в апреле там уже совсем весна, а земля там такая черная, что цветет любая палка, воткнутая в землю, и поэтому у всех есть дачи, огороды, но дачи не принято называть дачами, а принято называть садами. Готовилась к работам в саду.

Что Марину беспокоило, так это как дочка будет одна в далекой холодной столице. И еще её беспокоила некоторая слабость по утрам. И серые тени, которые за ночь ложились у неё вокруг глаз, выглядели ужасно, но к обеду вроде проходили.

-- Что с тобой, мама? – спрашивала дочка.

Но дочке предстояло целых семь лет еще учиться, чтобы понимать, симптомом чего бывает слабость и серые тени вокруг глаз. Они могут быть симптомом миллиона болезней.

Усталость становилась всё больше. Время подачи дочкиных документов в университет становилось всё ближе. Тени вокруг глаз становились всё плотнее. Но некогда было думать об этом, дочка сдавала ЕГЭ. К усталости прибавилась ещё и боль в ногах и поползла распространяться вверх по всему телу, но Марина терпела.

Однажды утром, когда дочка, самостоятельно позавтракав и собравшись, ушла в школу, Марина не смогла встать с постели. Не смогла не только от слабости, но и от боли, которую доставляло каждое движение. Впрочем, даже и покой доставлял боль.

Марина лежала и терпела. Думала пройдёт. Думала, вот придёт дочка из школы и предпримет что-нибудь. Но боль становилась всё сильнее, и последнее своё действие, которое Марина помнит отчётливо – это звонок в скорую.

Дальше – целый год как в тумане. Вот склоняется над Мариной доктор, говорит, что жить Марине осталось не больше пяти часов. Требует подписать разрешение на переливание крови. И дочка стоит рядом с доктором перепуганная.

Вот везут куда-то. Из Яковлева в Белгород. Из Белгорода в Москву. И дочка едет с Мариной в реанимобиле. Мечтала же ездить в реанимобилях, но не при таких обстоятельствах.

Целый год Марина лечилась от промиелоцитарного лейкоза. Это лютый лейкоз. Он убивает людей быстро, если не лечить.

Целый год рядом с Мариной была дочка. Ухаживала, устраивала – спасала в соответствии с талантом своим и предназначением, но так и не успела поступить в медицинский институт в Петербурге. Времени хватило только на медицинское училище в Белгороде. И Марина винит себя в том, что отняла у дочки целый год карьеры реаниматолога.

И ещё одну вещь надо знать про острый промиелоцитарный лейкоз. Он лечится. Но препараты химиотерапии действуют на промиелоцитарный лейкоз только если сочетать их с триоксидом мышьяка. А этого лекарства нет в России. Как если бы вы варили борщ, у вас были бы все ингредиенты, но не было соли. Триоксид мышьяка нужно покупать, и вымотанная годом борьбы семья онкологического пациента никогда не имеет на него денег.

Помогите им. Пусть Марина выздоровеет окончательно, а дочка её София -- станет хорошим врачом.

Текст Валерий Панюшкин

Фото Евгения Свиридова